Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другое дело, какие социальные группы инициировали эти сплетни и домыслы, и в чьих интересах это делалось? Этой проблемой никто, вплоть до конца XX века, основательно не занимался. Только сейчас многим людям становится понятно, что такого рода суждения («фейки» на современном «новоязе») являются одним из самых эффективных средств манипулирования массовым сознанием.
Но отношения отношениями, а как же все-таки характеризуют Лермонтова как офицера, официальные документы? В военно-судном деле по его дуэли с Э. де Барантом отмечено: «В службе Лермонтов с 1832 года, из дворян, произведен корнетом 1834 года ноября 22-го; поручиком 1839 года декабря 6-го; в Лейб-гвардии Гусарский полк переведен из Лейб. – гвардии Гродненского Гусарского полка в 1838-м, а в сей последний полк поступил из Нижегородского Драгунского полка в 1837 году; в означенный же Драгунский полк переведен Высочайшим приказом с переименованием из корнетов в прапорщики 27 февраля 1837 года; в 1837-м находился в Экспедиции за Кубанью; в штрафах не бывал, Высочайшим замечаниям и выговорам не подвергался; к повышению чином аттестовался достойным; к службе усерден, в нравственности хорош, за смотры, маневры, парады и ученья удостоился получить, в числе прочих офицеров, 44 Высочайших благоволения (выделено нами. – Авт.); от роду ему 26 лет» [13].
В «Формулярном списке о службе и достоинстве Тенгинского пехотного полка поручика Лермантова» 4 декабря 1840 года указано, что до предания суду (за дуэль с де Э. де Барантом. – Авт.) аттестовался достойным. Жалоб в отношении его службы не поступало, «слабым в отправлении службы не бывал, в неприличном поведении замечен не был» [14].
Прекрасные аттестации молодого офицера! Что же касается его дуэли с Э. де Барантом, то практически все русские офицеры, но далеко не все представители аристократии, были на его стороне. Тем не менее, как бы ни относились к Лермонтову те или иные его современники, все они вынуждены были признавать, что он, как отмечал достаточно холодно относившийся к поэту князь. Д. Д. Оболенский, был крайне щепетилен в вопросах чести.
Как боевой офицер он всегда оставался на высоте. Лермонтов был великолепным стрелком, всаживал пулю в пулю, по воспоминаниям сослуживцев. К тому же как кавалерист он, несомненно, был одним лучших наездников того времени. П. К. Мартьянов со слов В. И. Чилаева и Н. П. Раевского писал, что летом 1841 года в Пятигорске Лермонтов рано уезжал на своем лихом коне за город, потому что «любил бешеную скачку и предавался ей на воле с какой-то необузданностью». Как далее пишет Мартьянов: «Все его товарищи, кавалеристы, знатоки верховой езды, признавали и высоко ценили в нем столь необходимые, по тогдашнему времени, качества бесстрашного, лихого и неутомимого ездока-джигита» [15].
Среди современников поэт также выделялся еще и тем, что, как уже отмечалось выше, был резким противником дуэлей. Он никогда не приветствовал такой способ удовлетворения поруганной чести, но, к сожалению, его вынуждали принимать вызовы, один из которых оказался для него роковым. Ф. Боденштедт писал в своих воспоминаниях: «Лермонтов был по убеждению отъявленным врагом дуэли, но, однажды доведенный до нее, не мог уже сделать из нее детской шутки или рисковать подвергнуться одному увечью».
Как военный он всегда был готов к риску. Достоевский видел в этой его черте сходство между ним и декабристом Луниным: «И тот и другой были страстные любители сильных ощущений… Уж таковы были эти люди и такова тогдашняя бесцветная жизнь, что натуры сильные и подвижные не выносили серенькой обыденности. Я уверен притом, что никто из них и не думал красоваться».
Как русский офицер в высшем смысле этого слова Лермонтов с уважением и преклонением относился к женщинам. Как указывалось в предыдущей главе, самой большой любовью его жизни была Варвара Александровна Лопухина. По свидетельству А. П. Шан-Гирея и других современников, будучи студентом, он страстно влюбился «в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную В. А. Лопухину». Чувство к ней поэт сохранил на всю жизнь, невзирая на последующие увлечения. «Оно сильно пробудилось, – утверждает Шан-Гирей, – при неожиданном известии о замужестве любимой женщины». В мае 1835 года Лопухина вышла замуж за Н. Ф. Бахметева вскоре после того, как она узнала, что Лермонтов расстроил женитьбу ее брата Алексея с Е. А. Сушковой. Шан-Гирей рассказывал о том, что поэт с болью принял известие о замужестве Вареньки, и тогда его родственник и друг окончательно убедился, что эта страсть не исчезла [2, с. 37–43].
Отношение Лермонтова с некоторыми женщинами из высшего света были, конечно, во многом обоюдной игрой. В письме к М. А. Лопухиной (1834 год) он немного бравирует этим, когда пишет, что вслед за объяснением в любви говорит дерзости, которые его забавляют. Вероятно, к ним – «холодным городским красавицам» относится экспромт поэта, который дошел до нас по воспоминаниям А. Ф. Тирана, хотя авторство Лермонтова подвергается сомнению:
Поверю совести присяжного дьяка,
Поверю доктору, жиду и лицемеру,
Поверю, наконец, я чести игрока,
Но клятве женской не поверю.
Или следующая эпиграмма:
Стыдить лжеца, шутить над дураком
И спорить с женщиной – все то же,
Что черпать воду решетом:
От сих троих избавь нас, боже!..
Исключительная требовательность Лермонтова к своим произведениям приводила его иногда к недоразумению с друзьями. Так, достаточно вспомнить историю первого появления в печати поэмы «Хаджи-Абрек. Шан-Гирей описывает этот случай в своих воспоминаниях и утверждает, что родственник поэта и его однокашник по Школе Н. Д. Юрьев тщетно пытался уговорить его печатать свои стихи. Потеряв надежду, он втайне от Лермонтова передал эту поэму в журнал «Библиотека для чтения», где она и была напечатана. Но Лермонтов не только не обрадовался, а был очень рассержен таким поступком своего товарища [2, с. 42]. Этот случай полностью подтверждает в своих воспоминаниях и А. М. Меринский. По лживому заявлению журнала, сделанному после смерти Лермонтова, поэма «Хаджи Абрек» была будто бы напечатана только потому, что поэт сам просил об этом.
Михаил Юрьевич всегда ценил высоко мнение о своих произведениях тех людей, которых любил и которым доверял. И когда 19 июня 1839 года Лермонтов написал в альбом С. Н. Карамзиной стихотворение, которое Софья Николаевна признала слабым, то поэт настоял на
