Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Развернутую и наиболее объективную, по нашему мнению, характеристику великому поэту дал Самарин, – она настолько обстоятельна, что возникает необходимость привести ее полностью: «Через Москву потянулась вся плеяда 16-ти, направляющаяся на юг. Я часто видел Лермонтова за все время его пребывания в Москве. Это чрезвычайно артистическая натура, неуловимая и не поддающаяся никакому внешнему влиянию благодаря своей наблюдательности и значительной дозе индифферентизма. Вы еще не успели с ним заговорить, а он вас уже насквозь раскусил; он все замечает; его взор тяжел, и чувствовать на себе этот взор утомительно. Первые минуты присутствие этого человека было мне неприятно; я чувствовал, что он очень проницателен и читает в моем уме; но в то же время я понимал, что сила эта имела причиною одно лишь простое любопытство, безо всякого иного интереса… Этот человек никогда не слушает то, что вы ему говорите, – он вас самих слушает и наблюдает, и после того, что он вполне понял вас, вы продолжаете оставаться для него чем-то совершенно внешним, не имеющим никакого права что-либо изменять в его жизни» [27].
Но близость к выдающимся русским мыслителям отнюдь не означала, что Лермонтов был во всем согласен со славянофилами. По всей видимости, нигилистическое отношение к Петру I и повышенный, чрезмерный интерес к прошлому он не разделял. В России нет прошлого, – считал поэт, – «она вся в настоящем и будущем. Сказывается сказка: Еруслан Лазаревич сидел сиднем двадцать лет и спал крепко, но на двадцать первом году проснулся от тяжкого сна, и встал, и пошел..» [28, с. 430]. Вместе с тем их влияние на политические взгляды Лермонтова несомненно. В конце 1837 года с Кавказа Лермонтов писал Раевскому: «Я уже составлял планы ехать в Мекку, в Персию и проч., теперь остается только проситься в экспедицию в Хиву с Перовским». В последние месяцы жизни Лермонтов полагал, что поездка на Восток интереснее поездки в Америку. В письме к бабушке он писал: «Скажите Екиму Шангирею что я ему не советую ехать в Америку, как он располагал, а уж лучше сюда на Кавказ. Оно и ближе и гораздо веселее». Свою несбывшуюся мечту он отразил в монологе Печорина: «Мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь, – только не в Европу, избави боже! – поеду в Америку, в Аравию, в Индию, – авось где-нибудь умру на дороге!».
Тропинин В. А. Портрет Самарина Ю.В. 1844 год.
В Петербурге в начале 1841 года Лермонтов достаточно четко и внятно выразил свою политическую позицию А. А. Краевскому (в пересказе Висковатого): «Мы должны жить своею самостоятельною жизнью и внести свое самобытное в общечеловеческое. Зачем нам все тянуться за Европою и за французским. Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас еще мало понятны… там на Востоке тайник богатых откровений» [2, с. 312]. Эта мысль великого поэта вполне созвучна идеям славянофилов того времени – нация становится самостоятельной лишь тогда, когда она вносит свое природное и самобытное в общечеловеческое. Позднее она получила свое развитие в статье К. С. Аксакова «Русское воззрение» (1856) и в знаменитой работе Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» (1869).
«Руссоманство» Лермонтова отнюдь не препятствовало ему критически относиться к российской действительности.
М. Ю. Лермонтов. Поспешает на тревогу. Карикатура. Карандаш. 1841.
В альбоме графини А. Д. Блудовой сохранилось пять рисунков Лермонтова 1841 года, один из которых – достаточно злая карикатура «Поспешает на тревогу», вполне передает отношение поэта к тогдашним имперским порядкам.
Возможно, понимание того, что Лермонтов не всегда был в восторге от окружавшей его реальности и натолкнуло известного поэта-пародиста Д. Д. Минаева написать стихотворение «Прощай, немытая России» (его авторство в настоящее время не вызывает сомнений у многих исследователей) и приписать его великому поэту [29]. Впервые оно упоминается 9 марта 1873 года в письме издателя и писателя П. И. Бартенева к П. А. Ефремову с примечанием – «списано с подлинника». В 1890 году он в своем журнале «Русский архив» публикует другую версию этого стихотворения с примечанием – «записано со слов поэта современником». «Таким образом, во всех случаях, кроме одного, где источник не назван, мы имеем дело с одним и тем же человеком – П. И. Бартеневым» [30].
В настоящее время В. С. Бушиным, А. А. Кутыревой, Н. Н. Скатовым, М. Д. Эльзоном и другими писателями и критиками убедительно, по нашему мнению, доказано, что Лермонтов не писал эти стихи. Насколько этот вопрос волнует современное российское общество свидетельствует тот факт, что по данной проблеме в мае 2017 года в Пятигорске был проведен международный Круглый стол на тему «Проблема авторства стихотворения «Прощай, немытая Россия» с точки зрения современной филологической науки». В материалах этого стола отмечено, что «подавляющее большинство лермонтоведов… пришло к однозначному выводу: историко-филологический анализ стихотворения «Прощай, немытая Россия»… показывает несомненное лермонтовское авторство произведения» [31].
Странная позиция – с каких это пор истинность той или иной научной гипотезы определяется количеством ее сторонников.
Характерно, что исследователи, придерживающиеся противоположной точки зрения, в работе этого Круглого стола участия не принимали[2]. Современный российский литературовед Ольга Валентиновна Миллер в своей статье «Кто прощался с немытой Россией уезжая на Кавказ», написанной еще в 2005 году и, тем не менее, напечатанной в сборнике материалов этого стола, попыталась отрицать их доводы. Ее доказательства выглядят неубедительными, потому что на естественный вопрос: как мог великий поэт и офицер написать такое стихотворение, которое явно не соответствует направлению и смыслу его творчества и его идеалам, – ответа в ее статье нет.
Будучи храбрым русским офицером Лермонтов не боялся смерти, и как отмечает известный французский писатель А. Труайя, он без страха встретил ее, «пытаясь найти решение загадки, которая волновала его:
…Придет ли вестник избавленья
Открыть мне жизни назначенье?..
«Вестник избавленья» пришел очень рано. Даже, быть может, слишком рано». [32, с. 262–263]. Но можно не сомневаться, что
