Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Печорин, как это ясно показано в романе, был хорошо знаком с ситуацией на Кавказе, он знает о привычках кавказских офицеров перенимать обычаи войны и форму одежды у горцев. Но сочетание «черкесского с нижегородским», которое свидетельствует о полном отсутствии вкуса и меры, для него как гвардейского офицера – просто недопустимо. «Я думаю, казаки, зевающие на своих вышках, видя меня скачущего без нужды и цели, долго мучились этой загадкой, ибо, верно, по одежде приняли меня за черкеса. Мне в самом деле говорили, что в черкесском костюме верхом я больше похож на кабардинца, чем многие кабардинцы».
Главный герой романа хорошо понимает те условия, в которых воевала кавказская армия и к которым она изначально не была готова. Ее обмундирование и амуниция, как уже указывалось в первой главе, не соответствовали реалиям боевых действий и поэтому военные перенимали не только опыт, но и форму одежды у своего неприятеля. Но, что очень важно подчеркнуть, этот обычай, с точки зрения уважающего себя военного, не должен переходить в шутовской обряд, во всем должна быть мера и вкус.
А как был одет Грушницкий? «Сверх солдатской шинели повесил шашку и пару пистолетов: он был довольно смешон в этом геройском облечении», – замечает Печорин. Он, безусловно, прав: если вы перенимаете, то перенимайте полностью, потому что форма очень часто определяет и содержание. Офицер, который небрежно относится к своему внешнему виду, как правило, может так же вести себя и в жизни, и в бою. Как известно, Лермонтов не любил многих кавказских офицеров именно за то, что они теряли чувство национального достоинства, легко воспринимали не только положительные, но и отрицательные черты своего противника, пренебрегая собственными воинскими традициями.
Тот факт, что в Кавказском корпусе существовала определенная распущенность офицерского состава, иллюстрирует сцена в зале ресторации, когда княжну Мери попытались скомпрометировать драгунский капитан и его товарищи. Здесь, казалось бы, явственно проявилось противоречие между аристократией и завидовавшим ей провинциальным дворянством, представители которого пополняли ряды армейских офицеров. Но Печорин скептически оценивает и гвардейских адъютантов. «Возле никого из знакомых ей (княжне Мери. – Авт.) кавалеров не было; один адъютант, кажется, все это видел, да спрятался за толпой, чтоб не быть замешану в историю». Быть «замешанным в историю» значит, что карьерный рост может быть приостановлен, а зачем в таком случае гвардейскому офицеру находится на Кавказе?
А разве только гвардейские адъютанты думали о карьере? Печорин также честолюбив, но честолюбие у него по его словам «подавлено обстоятельствами». Но ведь данное качество должно быть у каждого уважающего себя офицера и это, например, особо подчеркивает Толстой в романе «Война и мир»: «Как только он (князь Андрей. – Авт.) узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему-то именно предназначено вывести русскую армию из того положения, что вот, он тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему верный путь к славе» [27, с.184].
Граф Вронский в романе «Анна Каренина» также рассуждает аналогичным образом: «Честолюбие была старинная мечта его детства и юности, мечта, в которой он и себе не признавался, но которая была так сильна, что и теперь эта страсть боролась с его любовью» [28, с. 234]. И далее Толстой пишет, что когда Вронский увидел своего товарища по выпуску Серпуховского, который вернулся из Средней Азии молодым генералом, а он был всего лишь ротмистром, то «как ни совестно было ему, ему было завидно» [28, с. 236].
С этим чувством знаком и Печорин. Когда он сознается, что после того как княжна Мери подняла стакан и подала его Грушницкому, ему стало завидно, то, скорее всего, он обманывает читателя. Он позавидовал Грушницкому не только потому, что молодая девушка совершила этот поступок, но и потому что тот уже через год службы был награжден солдатским георгиевским крестом, а Печорин не имел наград и его карьера была под вопросом. Трудно поверить и предыдущему объяснению Печорина: «Грушницкий слывет отличным храбрецом; я его видел в деле; он махает шашкой, кричит и бросается вперед, зажмуря глаза. Это что-то не русская храбрость!».
Маленькое предложение, а сколько в нем правоты: русская храбрость должна быть осмысленной, иначе ты как офицер погубишь не только себя, но своих подчиненных. Из контекста можно понять, что Печорин храбрый воин, и можно вполне обоснованно предположить, что его храбрость именно русская, то есть это такая храбрость, которой не нужно самолюбование. Ее цель – обеспечить победу над врагом малой кровью, а не тщеславное стремление отличиться и получить награду. Она основана на идущих из глубины веков традициях воинского служения, которое требует полной самоотдачи во имя победы. Она бескорыстна, незаметна, ей не нужны награды, ей нужно достижение общей цели, после чего она уходит в тень. Другие могут получить ордена, другие напишут истории сражений.
Некоторые исследователи считают, что показная храбрость на Кавказе была у офицеров из остзейских немцев, но это, конечно, преувеличение. Но справедлив ли Печорин в оценке «нерусской храбрости» Грушницкого? Вероятнее всего, нет, потому что Грушницкий очень молод, возможно, это был его первый бой, а для первого боя он оказался на высоте. Бывали случаи в русской армии, когда молодые офицеры стрелялись перед битвой, чтобы не оказаться трусами и не опозорить себя. Это хорошо понимал Толстой, когда в романе «Война и мир» описал поведение Николая Ростова в его первом сражении при Шенграбене: «Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно неразделенное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом». Так что поведение Грушницкого в первых боях вполне укладывается в обычный стереотип поведения многих необстрелянных солдат или офицеров.
Тогда почему Грушницкий не нравится Печорину? Грушницкий честолюбив, но это нормально для офицера. Ненормально то, что он маскирует это и ведет себя неестественно. Может ли он в погоне за чином или орденом перешагнуть через
