Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Характеристика Вернера главным героем точна и горька: «Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!».
Эта сентенция Печорина гораздо глубже, чем принято ее трактовать: она подчеркивает разделение в русском образованном обществе, разделение между офицерством с одной стороны, и штатскими с другой. Они все дворяне, но как по-разному они мыслят, особенно в условиях военного времени. Достаточно вспомнить Отечественную войну. Пленные французские офицеры принимались в российских дворянских собраниях как почетные и уважаемые гости, им оказывалось всемерное и подчеркнутое внимание, переходящее всякие разумные границы. А как рассуждал князь Андрей Болконский перед Бородинским сражением: «Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями… Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Все в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка…».
Печорин, скорее всего, придерживался именно такой точки зрения: офицер всегда должен быть офицером, и особенно на войне. Он и ведет себя соответствующим образом в любой ситуации. Даже после получения письма от Веры, бешеного взрыва чувств и гибели своего любимого коня Печорин рассуждает, как воин: «Это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию».
Самое трогательное место в повести – это его разговор с княгиней Лиговской и ее дочерью княжной Мэри после дуэли. В этом разговоре исчезает все наносное, его участники предстают в своем настоящем облике. Княгиня Лиговская говорит как истинно любящая мать: «Послушайте: вы, может быть, думаете, что я ищу чинов, огромного богатства, – разуверьтесь! я хочу только счастья дочери…». Она родом из
Москвы, и это обстоятельство часто упоминает Лермонтов. Московская аристократия всегда была в определенной оппозиции к петербургской знати, и в известной мере являлась хранительницей старинных русских обычаев и традиций.
В.А. Серов Княжна Мери и Печорин.1891.
Вспомним монолог княжны Мери, сердцевиной которого являются слова: «Знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю».
Так говорит русская женщина в высшем смысле этого слова, – она на все готова пойти ради любви, даже поступиться своей гордостью. Поэтому Лермонтов постоянно подчеркивает, что она «московская княжна», то есть воспитанная в старинных русских православных традициях, а они предполагают не оставлять до самой смерти любимого человека. Что-то роднит эти слова княжны Мэри с плачем Ярославны из «Слова о полку Игореве»:
…Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь»[4]…
Грустный финал – то, что начиналась как игра, как легкий флирт, обернулось глубокой душевной трагедией.
Почему Печорин так поступил с княжной Мэри? Может быть, потому что привык так поступать. В Петербурге он видел вокруг себя других женщин, для которых жертвенность в любви была пустым звуком. Ведь даже Вера не смогла преодолеть социальные условности «из покорности к маменьке». Лермонтов, вероятно, знал судьбу своего друга, упоминавшегося выше декабриста В. Н. Лихарева, жена которого под давлением родителей вышла замуж за другого. После получения этого известия тот погиб на Кавказе и, как предполагали его друзья, сознательно пошел на смерть.
Формально Печорин не нарушил правил чести, он не соблазнил княжну Мери и не испортил ей репутацию. Но он никак не предполагал в ней такого всплеска чувства, ведь в искусственной социальной среде, в которой он жил ранее, это было исключительным явлением. Поэтому он не мог не осознавать своей вины: «Это становилось невыносимо: еще минута, и я бы упал к ногам ее».
Сожалел ли Печорин о том, что оставил княжну Мэри? «И теперь, здесь, в этой скучной крепости, я часто, пробегая мыслию прошедшее, спрашиваю себя: отчего я не хотел ступить на этот путь, открытый мне судьбою, где меня ожидали тихие радости и спокойствие душевное? Нет, я бы не ужился с этой долею!». Но не обманывает ли он самого себя? Весьма вероятно, иначе он не думал бы об этом, – серьезные душевные колебания чувствуются в этих строках.
Как сложилась судьба брошенной Печориным княжны? Мы не знаем этого, но хочется верить, что у нее оказалось достаточно душевных сил, чтобы преодолеть свое чувство. Возможно, урок преподанный Печориным, послужил ей только на благо, научил отличать ложное от истинного, настоящее от фальшивого. Русские женщины могут все, если только они окажутся способны заглянуть внутрь себя, в этом случае для них нет ничего невозможного.
Но если русский офицер того времени всегда должен быть готовым умереть за Веру, Царя и Отечество, то способна ли женщина его вдохновить на это, или он должен искать опору в самом себе?
«Фаталист». Переведенный после дуэли в крепость к Максиму Макимычу в декабре того же года (1832 год), Печорин уезжает на две недели в казачью станицу севернее Терека. Там, в обществе офицеров произошла история, подробно описанная им в пятой, формально последней части романа – «Фаталист».
Также как и в повести «Тамань», автор сразу вводит нас в курс событий: «Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты». И о чем говорили они в своем узком кругу? Оказывается не о женщинах, не о вине, не о «шалостях», а о судьбе, о предопределении. «Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro или contra».
Эта тема всегда занимала Лермонтова и в стихотворении
