Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…И к мысли этой я привык,
Мой крест несу я без роптанья:
То иль другое наказанье?
Не все ль одно. Я жизнь постиг;
Судьбе как турок иль татарин
За все я ровно благодарен;
У Бога счастья не прошу
И молча зло переношу.
Быть может, небеса востока
Меня с ученьем их Пророка
Невольно сблизили….
С точки зрения ислама, все в этом мире предрешено и бессмысленно сопротивляться судьбе. Даже в сражении воину не может грозить смерть, так как ее определяют не люди, она определяется свыше. Впрочем, и у древних греков была такая же идея: три сестры мойры, богини судьбы, пряли, вытягивали и обрезали нить жизни, и никакие другие боги, кроме Зевса, не могли изменить судьбу человека.
Обсуждение этой метафизической проблемы идет абсолютно свободно, как это почти всегда происходило в офицерских собраниях. Но насколько разными были русские офицеры, свидетельствует портрет главного героя повести – поручика Вулича: «Он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками, – которых прелесть трудно достигнуть, не видав их, он никогда не волочился. Говорили, однако, что жена полковника была неравнодушна к его выразительным глазам; но он не шутя сердился, когда об этом намекали».
Сердился Вулич вполне обоснованно, не было принято в офицерской среде увлекаться женами своих товарищей, о чем уже было сказано в первой главе. Но страсть к игре, характерная, впрочем, для многих военных, была яркой особенностью его личности и, что самое парадоксальное, в любую минуту могла стоить ему жизни. Ведь с точки зрения офицера того времени карточный долг был священным понятием. Но так как постоянная готовность к риску была неизменным спутником его жизни, то риск в игре и риск в бою часто смешивались, и их порой трудно было отделить друг от друга.
Отсюда и странное поведение Вулича: «Господа! – сказал он (голос его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного), – господа! к чему пустые споры? Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому из нас заранее назначена роковая минута… Кому угодно?».
Печорин принимает пари, не подозревая и не прогнозируя дальнейшее поведение поручика. Когда Вулич заряжает пистолет, все офицеры, естественно, пытаются его удержать, но никто не решается занять его место, когда он предлагает сделать это. В данном случае в повести речь идет фактически о «русской рулетке», которая в определенной мере была замаскированной формой самоубийства. Вот такая своеобразная игра между жизнью и смертью! Оправдана ли она?
Константинов Ф.Д. Вулич. 1961 год.
Можно ли предугадать наступление смерти, – это вопрос, который занимает каждого воина, готовящегося к бою или идущего в бой. Печорин пишет: «Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться».
Но он, к счастью для всех и для себя тоже, проигрывает пари. «Скоро все разошлись по домам, различно толкуя о причудах Вулича и, вероятно, в один голос называя меня эгоистом, потому что я держал пари против человека, который хотел застрелиться; как будто он без меня не мог найти удобного случая!». Можно сделать вывод, что такого рода игры, в общем-то, не поощрялись офицерским собранием. Но, поскольку вначале речь шла об обыкновенном пари – без риска для жизни, то Печорин, конечно, не ожидал, что Вулич будет таким экстравагантным способом доказывать свою правоту. Почему же тогда офицеры осуждают Печорина? Вспомним сумму пари – два десятка червонцев, – это примерно месячное жалованье армейского обер-офицера. Но Печорин богат, и поэтому он нисколько не расстроился когда проиграл.
Для него, как и для других офицеров, нелепая смерть Вулича от руки пьяного казака была болезненным ударом. Что теперь предпринять? Как разоружить убийцу? Печорин самолюбив, но его самолюбие – это самолюбие воина, он хочет быть не хуже своего нелепо погибшего товарища, и ему не безразлично мнение других офицеров. Как бывший гвардеец он должен доказать, что может не только сорить деньгами, но и решать любые боевые задачи. Если Вулич был способен пойти на риск в простой обыденной ситуации, то почему на этот риск не должен пойти Печорин, причем не для пустой бравады, а для решения фактически боевой задачи – обезвредить вооруженного преступника. Характерно, что к захвату казака, убившего Вулича, он подходит, как достойный и грамотный офицер: сначала ложный, отвлекающий маневр, и цель достигнута – преступник схвачен и обезоружен. Данная операция проведена вполне по-суворовски – глазомер, быстрота и натиск. Поэтому Печорин с гордостью принимает похвалы. «Офицеры меня поздравляли – точно, было с чем!».
Как видим и в этих сложных, неординарных ситуациях Печорин проявляет себя как храбрый и думающий русский офицер.
Набоков считал эту повесть лучшей в романе. Он полагает, что главный эпизод в ней построен «на предположении, заряжен пистолет или не заряжен, и в котором между Печориным и Вуличем происходит как бы заочная дуэль, где все предуготовления к смерти берет на себя не фатоватый драгунский капитан, но сама Судьба». Слишком выспренно и непонятно! Автор «Лолиты» как бы забывает, что речь идет о боевых офицерах, всегда готовых уйти в мир иной ради высших ценностей, менее всего ориентированных на абстрактную судьбу.
Другой литератор, Шевырев, утверждал, что в повести со всей очевидностью выявилась присущая Печорину жестокость, его «вампиризм», который он проявляет в отношениях к Бэле, Мери, Максиму Максимычу. Вулич, по его мнению, для него тоже лишь орудие эксперимента: своим пари он провоцирует его на весьма возможное самоубийство. Точно такой же эксперимент Печорин проделывал, по мнению критика, стоя перед заряженным пистолетом Грушницкого.
Что тут можно сказать? На наш взгляд, это типично кабинетные рассуждения, то есть непонимание того очевидного факта, что есть обстоятельства в жизни офицера, когда он не волен в своих поступках – готовность к риску, вопрос чести и долга стоят на первом месте. Печорин понимает, что он должен изменить несправедливое мнение офицеров о его участии в пари и поэтому проблему, которая возникла с убившим Вулича казаком, он берет на себя. Ее решение является для главного героя вопросом чести, а не поединком с судьбой, поскольку он хочет опровергнуть утверждения офицеров о своем эгоизме и