Тильда. Маяк на краю света - Кейт Андерсенн

— Папа и мама… они погибли. Я надеялась, что выбрались, но… в шкатулке… и Старик подтвердил…

— О, Тильдик…

И он обнял меня еще крепче, будто это было возможно. Гладил по спине и по голове, не спрашивал и не говорил ничего, просто… был. И я твердо понимала: и будет. Это куда вернее всего, что он бы пообещал. Вот этот… бесценный момент.

Потом чуть отстранил, начал пальцами и ладонями вытирать слезы, достал кружевной мерчевильский платок… Я с готовностью подставила нос и позволила отереть мне лицо и сопли.

— Потеря близких — это вечно незаживающая рана.

Он знает не понаслышке. Я прижалась к его плечу.

— Без них мы будто… плывем совсем одни в ночном небе, никто не знает, откуда, никто не знает, куда — всюду темнота…

Погладила его руку, уловив этот отстраненный, полный страдания тон.

— Больше нет, Чарли. Больше нет.

Он обратил взор ко мне, теперь — полностью осознанный, собрал мои пальцы в свои и медленно поцеловал, не сводя завороженного и завораживающего взгляда теплых карих глаз.

— Я давно потерял надежду, что это чувство ко мне вернется.

— Я… тоже. Хотя я… не надеялась. Мне надежда казалась бессмысленной.

Чак уморительно растроганно поджал нижнюю губу и снова меня обнял. Но уже не как защита, а как кто-то, кто бесконечно рад обретенной казавшейся невозможной надежде. И я так же прижалась к нему, каждой клеточкой души, отчаянно зажмуриваясь и отпуская боли и страхи.

Дверь над нами с грохотом распахнулась, кусачим морозом впуская в мир действительность. Ах, да… киты-убийцы и свистать всех наверх… Но разве это теперь страшно?..

— Вот они где! — прогремел голос Фарра, вряд ли похожий на довольный. — Команду не слышал, квартирмейстер⁈

Мы расслабили объятия ровно на столько, чтобы быть в состоянии поднять совершенно умиротворенные лица на своего капитана. Кажется, он был удивлен и растерян.

— Я же тебе говорила…

Из-за спины «темнейшества» выглядывала лукавая рожица Авроры, частично спрятанная в мерчивильскую шаль. И еще чрезвычайно хитрая — дяди Тири.

— Пардон, — отпустив всю меня, кроме руки, поклонился всем троим Чак со своей обычной насмешкой. — Но лирическая пауза во всей этой драме была необходима. Спросите зарю — она знает простейшие основы драматургии. Что там с китами, капитан? Не отстают?

И мы деловито скользнули наружу, быстрой очередью шагов пересчитав все пять ступенек, я даже не заметила как. Деловит был Чак, не я, конечно же: я — так, за компанию. Но зато теперь… в полном праве.

На палубе, подобно лесному зверю, выл льдом ветер, и я тоже засунула нос в свитер поглубже, проверяя мельком наряд Авроры: но кроме шали на ней был уже комплект штанов, свитеров и Фарреловского искусанного рыбами на острове плаща.

Еще бы: ее муж — лучший контролер на свете.

День был сед, как Фарр и Хью. А море… пестрело подводными опасностями черных плавников и льдинами. Я сжала ладонь Чарльза.

— Держатся на расстоянии, — сообщил закутанный в плащ Гупо. — Гарпун их напугал. Но по-прежнему не отстают. Разрешите открыть охоту, капитан?

Я отерла лоб ладонью. Только этого не хватало.

— Мясо нам бы не помешало.

Но вот это — правда. И все же… охота на китов-убийц…

Фарр покачал головой, подходя к борту, оценивая опасность. Я насчитала восемь плавников. Разрезали волны возле льдин, как нож режет масло. Безмолвие врага и неотступность пугали сильнее, чем атака.

Аврора встала рядом с Фарром, перегибаясь через перила с выражением наивысшего любопытства.

— Если Ро права, и киты-убийцы спутали «Искателя» с крупным китом, на которого они и вправду охотятся, то не стоит их злить без причины. Пока подождем, но будьте наготове. Все привязаны? — и черный Фаррел зыркнул на боцмана и кока.

Тот вытянулся в струнку.

— Так точно, капитан!

Я прищурилась и разглядела, что каждый матрос был обвязан вокруг пояса веревкой, которая крепилась к мачте или вантам. Впередсмотрящий — и вовсе — к самому вороньему гнезду. Судя по птице на плече — моей птице — это Голубинка. В общем, экипаж к выполнению команды подошел серьезно. И — держу пари — у каждого был в сапоге нож, чтобы, если придется, быстро перерезать страховку и перейти к активным действиям.

— Аврора, на мостик, — приказал Фарр жене, обернулся на нас: — И вы тоже.

Ро даже не подумала дуться на столь приказной тон, ну, и я не стала. Чак же в принципе на такие вещи смотрит проще. У штурвала Фарр велел Чаку привязаться подобно матросам, и сам сделал то же самое, а нас с Аврориком мужья попривязывали к себе спина к спине.

— Если снова ударят, чтобы вас не собирать из воды.

— Вон, смотрите! — воскликнула Ро, простирая руку с вытянутым пальцем вперед, — кит! Вот и те, на кого ваши киты-убийцы и вправду охотятся. О-о!

Мне со спины Чака было видно отлично: на поверхности серого моря что-то двинулось, прыснуло фонтаном. И… огромный хвост, бьющий по глади моря столпом пены.

Подводное чудовище!

Чаку же и Фарру пришлось развернуться вполоборота, да и рулевой — Мати — тоже выкренился, чтобы разглядеть, что там такое.

Как раз чтобы увидеть громадную тушу, будто взлетающую в небо из самых глубин, переворачивающуюся полосатым животом к нам и падающую плашмя во все еще белые волны. Животный страх перед неизвестным и чем-то столь огромным и незнакомым парализовывал, но… зрелище было захватывающим, брызги долетели до наших лиц, и сердцу хотелось еще и еще.

Наверное, страшные истории мы рассказываем ради вот этого же чувства. Великолепно и пугает до дрожи в пятках.

— Вот это и есть настоящий кит, — затаив дыхание, прошептала Аврора.

Мати пораженно спросил, кивая на плавники наших спутников:

— Они, что же… охотятся вот на это подводное чудовище?..

Ро кивнула.

— И победят⁈

Невозможно!

— Если здесь все так, как приходилось видеть мне… то вполне могут. Косатки — очень социальные млекопитающие… Они могут выдрать кусок мяса прямо на ходу…

И Ро скривилась. Вот же заря…

Мы так невольно и обернулись к черным плавникам тех, кого она назвала косатками. Один, два, три… семь.

Резкий толчок сотряс корму. Мати не удержал штурвал, и тот резко скрутился влево. «Искатель» дал еще больший крен, нас бросило к левому борту, но удержали веревки; только тугая перевязь больно впилась в живот, и я порадовалась, что