Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Лев Гомолицкий

5

Он хочет в камне видеть хлеб,

Бессмертья знак – на смертном ложе.

А.Блок

Иду по уличному скатунад черной Вислой на восток –беру тяжелую лопату –ломаю каменный песок.Стучусь – стучусь в Обетованныйтолпе рабов – голодным дням...А ночью, от работы пьяный,брожу бездомный по камням.И вот – над пропастью бесовскойдомов, свергаемых к реке –навстречу скачет Понятовскийс мечом в протянутой руке.Рекламы пламя голубоев чертах чугунных – дивен взор.И за моей спиною двое –две тени с ним вступают в спор.Два деда:– Польши сын безродный,Сибири свой отдавший прах,и он – надменный и свободный,на Воле спящий в орденах.И первый:– скорбные упреки –кровавый, бледный, страшный вид –мечте свершившейся далекойон правду грозную твердит.Мятелей страсти и терновыйвенец безумия егопленили дух, и страшно новойему свободы торжество.Другой:– его имперский генийчугунным видом восхищен...А я... я – пушкинский Евгений,мир для меня – враждебный сон.

Готов я в бегство обратитьсяот настигающих копыт,и сердце жутко будет биться,завидя цоколя гранитнепоправимо опустевшим,в асфальте – конские следыи под востоком посеревшимверхом гиганта у воды.Но нет – с меня возмездье снято.Из безответственных плечейрастут воскрылья, как когда-то –у первых ангелов-людей.И он, раздавленный изгнанникпетровской тяжестью копыт,–сам вознесен как Медный Всадникна торжествующий гранит.О, искупление безумьеми повторенною судьбой –ночным томительным раздумьемя часто мысленно с тобой.За все, что отнял я когда-то,я добровольно отдаюсвой дом, свой мир,– Блаженно, святов бесплотном, каменном раю!Еще живой, пока над намигореть полдневному лучу,–своим безумием, стихамия поменяться не хочу.Дороже мне мой день несытый,мой кров бездомный – звездный сводвсех торжествующих гранитов,всех исторических тягот...

6

Наводненье

Туда, играя, занесло

Домишко ветхий.– Был он пуст

И весь разрушен...

А. Пушкин

И вот, над площадью, где странныкулисы черные домов,восходят лунные туманыиз европейских берегов.По спящей каменно Европегонимый огненным дождем,в ночном космическом потопенесется мой разбитый дом.И в мировом водоворотек чужому камню пристает,кружась на черном поворотекак бурей выкинутый плот.Сквозь пыль туманов, заслоняялицо прозрачною рукой,на шаткий прах его вступаюбезвесный, призрачный, чужой.Вхожу в имперские обломки,ищу знакомых букв и слов –но только черной тенью Блокамаячат остовы домов.И слышу, в вихре трубном щурясьот вьюг ямбических, судьбегремит разросшееся в бурюнад пустотой: «Ужо тебе!»И гневно ритмы подымаютпрах вековой и вьют в огне...Но новый всадник возникаетна медно-топчущем коне –уже не Петр, уже – Евгений:черты застывшие страшны.Века величия – крушенийкак в зеркалах повторены.И в их тумане, ненавидятот вид чужой и страшный мне,уже я в августовском видесебя провижу в чугуне.И вся земля уже залитаблестящим черным чугуном –гремят чугунные копытапо камням медным торжeством...Скорей из сонного проклятья!Проснуться или... умереть!Найти молитвенно заклятья –расколдовать словами медь!Разбить гранитные накатына камни теплых очагови переплавить медь в закаты –в сиянье дымных облаков –пусть над живым Господне векодрожит ресницами огня...В веках остаться человеком –простым евгениевым я.Под кров, натопленный древеснойпредвечной мудростью небес,звать всех, кто в облике телесномей опрозрачнясь – не исчез.Чье нареченное душоюсознанье – серый утлый ком,застигнут бурей роковою,свой роковой оставил доми в вихревых своих скитаньях,зайдя за каменный предел,свое безумие, незнаньеи месть свою преодолел.Кто примет все – и Дом вселенной,и дом продымленный земнойс такой же радостью смиренной,с такой же легкостью святой...

О, исцеленный ум, Евгений,ты мир потопленный забудь –приди ко мне веселой тенью,мой раздели веселый путь.Ногой камней касаясь пыльных,закатов дымных – головой,среди и скудных и обильныхдля всех и кровный – и чужой,люби, как тело любит душу,и пыль небес – и пыль камней,склоняйся низко, милуй, слушай,раздай живым себя, рассей.Смиряясь каменной пустыней,лицо блаженно подставляйсмиренномудрой звездной сини,на землю бьющей через край...И для бежавших в мир туманныйот медных топчущих копытон будет – рай обетованныйкрылатой родины – открыт.Май 1934

Графическая работа Л. Гомолицкого для издания поэмы «Варшава»

(памятник Понятовскому)

ЦВЕТНИК. ДОМ

ЦВЕТНИК

203

Предгрозовые электрические травы,проводники господних сил.О, острия упругие, вас черной лавойэфир небесный раскалил.Не травяная кровь зеленая, но искрыпо вашим стеблям из корнейвверх устремляются, на остриях повиснув,слетают в знойный дух и вей.В мир утоляющий реки войдя, корова,из губ медлительных точапо капле воду, пьет из голубогопредчувствие грозы луча.И вот, клубится ваше знойное дыханье,из берегов земли растети дышет молнией, и тяжкое бряцаньегремит с дымящихся высот.От молний рушатся деревья, тучи, домы,горят дела людей, слова...Так, став огнем, став дымом туч, став громом,колеблет мир земной трава.

204

На травах огненных земного ложаопустошенный, оголенный лежа,совлекшийся одежд, веков, религий,

израненный колючими стеблями,весь раскаленный солнцем и ветрами,расплавленными в огненном эфире,

я как бы слышал отзвуки глухие,обрывки возгласа напевного из книги,Богами распеваемой на пире...

И с этих пор их звуки унеслимой дух – внемли, мой смертный слух!– с земли.Во сне по рощам облачным блуждаю,оттуда вижу в дымке Гималаи –огромный стол божественных пиров.За ним гиганты в образе Богов.Я узнаю в волнении оттудаих облики: один, с улыбкой,– Будда,он Иисусу книгу подаетраскрытую, ее читает тот,поет, раскачиваясь, заложив страницу.За ним – нагнувшись, гладит голубицувесь знойный Кришна, дальше – Ляотсе,седой младенец, но внимают всеего смиренному молчанью. Различаюя даже дымный силуэт Шаддаяв конце стола. Священный ароматв мой сон восходит, в мой духовный сад.Курятся мудростью нетленной Гималаи...

205

Закинув голову, ресницы опустив,–да, тяжкие, как все века, ресницы,–сквозь звездных бездн вскипающий приливпытаюсь вспомнить человечьи лица.

Я забываю даже именаих мудростей, ошибок... их столетий.

Вы любите сидеть в саду, когдаиграют возле на дорожках дети?

И я, вникая, чувствую ее,великую, хотя о малых, радостьсмотреть на их борьбу и торжествои заблуждений горечь или сладость.

И я бы, веселясь, их малых лон,голов касался, разрушая стенывремен, когда бы неподвижный сонне приковал мои в пространстве члены.

206