Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напоследок поищем аналогов «Размышлениям и разборам» в русском искусстве. Считается, что жанр «литературной беседы» не получил у нас особого развития. Со всей определенностью говорит об этом Олег Коростелев ― ученый комментатор и издатель собрания сочинений Адамовича (это собрание ― кстати сказать, один из лучших издательских проектов всей «постсоветской» эпохи ― выходит в нашем городе с 1998 года). Коростелев считает, в частности, что в своей области «Адамович имел предшественников лишь среди французов, у которых подобный жанр был развит еще в XIX веке <…> Французским аналогом “Литературных бесед” Адамовича можно назвать “Беседы по понедельникам” Сент-Бëва, которого Адамович прямо признавал своим учителем». Коростелев следующим образом характеризует жанр «Литературных бесед»: это «прежде всего разговор, продолжающийся разговор, в котором Адамович не стесняется противоречить себе, многократно возвращаться к одной и той же теме». В своем предисловии к начальному тому Полного собрания сочинений Адамовича Коростелев дважды повторяет, что жанр «Литературных бесед» ― резко своеобразный жанр литературной критики, «до Адамовича не проявлявшийся настолько ярко в русской литературе».
Думается все же, что «Литературные беседы» Адамовича имеют русский аналог в лице катенинских «Размышлений и разборов», написанных в 1829 году, т. е. до того как Сент-Бëв начал публиковать свои «Беседы по понедельникам». Сравнение Катенина с Адамовичем напрашивается; однако в научной литературе мне не приходилось встречать это сравнение. В советскую эпоху наука наша не могла говорить об Адамовиче ― его книги были «запрещены к распространению на территории СССР» всемогущим Главлитом. Наука сегодняшнего дня уже Катенина обходит стороной: «под Катенина» ей не дают денег, и поэтому катенинское творчество выпало (по-видимому, надолго) из научного обращения. В академической ограде Катенин с Адамовичем до сих пор еще не встречались ― постараемся же как-нибудь, по-любительски, безденежно, организовать эту встречу своими силами.
Сравнивая Катенина с Адамовичем, замечаешь, в первую очередь, что двум этим авторам в литературе не тесно. Они ни в чем друг другу не мешают, скорее уж ― дополняют один другого. Адамович ― непревзойденный стилист: еще Вейдле писал про «женственную гибкость, естественность и мелодичность» его слога, про его «необыкновенно легкое (как о пианистах говорят) туше». Из перечисленных здесь качеств Катенину принадлежит только естественность слога ― ни о какой «женственной гибкости» применительно к Катенину говорить не приходится. Катенин естественно мужественен, естественно прям. Конечно, он намного образованнее Адамовича и серьезнее, но главное ― он намного его свободнее. Бедному Георгию Викторовичу всю жизнь приходилось считаться с литературными вкусами Милюкова, Винавера, Кантора и прочих кошмарных людей, плативших ему за литературные беседы построчно. А еще и масонское начальство тяготело над ним; с культурным бомондом прекрасной Франции ни в коем случае нельзя было ему ссориться… Отсюда и проистекала главная слабость его критической прозы: о великих покойниках (о Пушкине, о Достоевском, о Блоке) Адамович писал всегда дерзновенно, прикладывая к их творениям запредельно высокую мерку, а о современных авторах, принадлежавших к хозяйской конюшне, Адамович писал, забывая и о самой минимальной взыскательности… Заметочки же приходилось ему писать еженедельно; заметочки в собрании его сочинений идут сплошь: великое с малым беспорядочно там перемешано, на великом отыскиваются новые и новые пятна, малое неизменно сияет, как медный таз, ― в общем, читать Адамовича томами вполне невыносимое занятие. Адамович только в газетном формате хорош. Вот от этого недостатка Катенин был свободен совершенно. Сидя в родовом гнезде, он мог писать свои «Размышления и разборы», не оглядываясь не только на современных себе винаверов и канторов, но даже и на самого Николая Павловича. А Милюкова он и в лакейскую свою не пустил бы.
Главное преимущество Адамовича перед Катениным также лежит на поверхности. Самосознание русской литературы сегодня необходимо включает в себя отношение к Достоевскому и Толстому, к Ибсену и Ницше (в их русском прочтении), к Чехову и Блоку и т. д. Понятно, что современный читатель скорее обратится к Адамовичу, который указанные отношения анализировал, чем к Катенину, который перечисленных здесь имен не знал и знать не мог.
Последние 15 лет жизни Катенин провел в деревне. Единственное литературное произведение Катенина, сохранившееся от этих лет, ― написанные за год до смерти воспоминания о Пушкине. Это заказная вещь: Павел Васильевич Анненков обратился к Катенину с просьбой что-нибудь дать для готовящегося сборника материалов к биографии Пушкина. Неугомонный Катенин вложил в свои воспоминания столько литературной соли и перца, что его «материалы» прямиком отправились в архив и только через восемьдесят с лишним лет смогли выйти в свет.
Кончина Катенина не была безболезненной и мирной. 9 мая 1853 года, в день перенесения мощей святителя Николая из Мир Ликийских в Бар, он был сбит лошадьми, получив при этом смертельные ушибы. «Подшутил над нами Никола!» ― сказал Катенин поднимавшему его кучеру, своему невольному убийце. Катенин прожил еще две недели, терпеливо перенося жестокие страдания. «Хорошо умирать весною в мае», ― сказал он перед концом.
Архив и библиотека Катенина в недоброй памяти 1918 году были национализированы. Крестьяне деревни Шаëво, где находилась усадьба Катениных, получив от новой власти распоряжение доставить книги и бумаги в Кологрив, погрузили ценный груз на возы и отправились в путь. В пути санный поезд настигла оттепель, сделавшая перевозку груза невозможной. Побросав его где попало, крестьяне возвратились домой. Поиски катенинского архива были предприняты с большим опозданием, в начале 50-х годов, ― ни одного листочка найдено не было. «В вихре гражданской войны» погибли все неопубликованные произведения Катенина ― погибли, в частности, те главы «Размышлений и разборов», над которыми он работал в начале 30-х годов: «две статьи: о французской поэзии и о французском театре трагическом» (точно известно, что эти статьи были Катениным закончены), «статья об англичанах и немцах», «обзор российской словесности в осьмнадцатом столетии» (эти две статьи должны были сохраниться в черновиках, в набросках).
Известный портрет Катенина, помещаемый во всех изданиях его сочинений, изображает плюгавого человечка с ухоженными усами и напомаженной головой, отчаянно косоглазого. Такое изображение ― плод больной фантазии реставратора, потрудившегося над портретом в советские годы. К счастью, сохранился черно-белый снимок подлинного портрета, сделанный до начала реставрации. Лицо,