Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин

последователей на куски. «Ему казалось, что какой-то демон искрошил весь мир на множество кусков и все эти куски без смысла, без толку смешал вместе», – говорит про своего героя-художника великий мастер барокко Гоголь; советский исследователь В. Силюнас так определяет главную особенность эстетики барокко: «Великое зеркало единой истины разбилось на миллион осколков <…> по-разному и разное в мире выражающих».

Любые схемы условны. Действительность сложнее. Все главные мировые художественные стили присутствуют в мире (т. е. в духе художника) одновременно. Границы между стилями не то чтобы размыты, – они близки, их переступаешь порой незаметно. Романтик Достоевский начинает как сентименталист («Бедные люди»), Тургенев от сентиментализма «Записок охотника» переходит в главных своих романах к просветительству. Ренессансный реалист Шекспир в поздних пьесах («Буря», «Зимняя сказка») выступает, несомненно, как художник барокко. Смена художественного стиля становится во всех случаях результатом личного духовного выбора, личной духовной борьбы.

Бросим беглый взгляд на характерные особенности художественной системы барокко. Разберем с этой целью один отрывок из Баратынского. Точнее сказать, разберем одно законченное и весьма совершенное стихотворение, которое Баратынский назвал почему-то «Отрывком». Сюжет стихотворения прост: муж и жена гуляют в сельской местности и мирно беседуют. Вполне очевидно, что супруги эти – Евгений Абрамович и Настасья Львовна Баратынские, местность – подмосковное Мураново. Муж начинает:

Под этой липою густою

Со мною сядь, мой милый друг;

Смотри, как живо всë вокруг!

Какой зеленой пеленою

К реке нисходит этот луг!

Какая свежая дуброва

Глядится с берега другого

В ее веселое стекло!

Как небо чисто и светло!..

Красота природы, милое соседство жены – сочувственной, всë понимающей, разделяющей высшие стремления поэта, умиряют его душу. И, ощущая полную гармонию между собою и миром, поэт произносит:

Нет сладким чувствам выраженья,

И не могу в избытке их

Невольных слез благодаренья

Остановить в глазах моих.

Переживая минуту счастья, поэт естественно и «невольно» за свое счастье благодарит, что указывает на высокий строй его души. Такие слезы – жертва Богу. Жена чутко откликается:

Воздай тебе Создатель вечный!

О чем еще Его молить!

Ах, об одном: не пережить

Тебя, друг милый, друг сердечный.

Это очень по-женски выражено, но смысл совершенно ясен: я вижу, что ты счастлив, и я вижу, что львиная доля твоего счастья – во мне; ты любишь меня, воздай тебе Бог за это, я тоже тебя люблю, и мне не хотелось бы тебя пережить.

Вот и рухнула счастья твердыня! Лишнее слово произнесено. Мысль о смерти входит в солнечный мир Муранова, как тень Банко, и садится за стол. О каком счастье может идти речь в ее присутствии? «Как ужасно!» – просто и отрешенно реагирует на это присутствие поэт.

«Что с тобой?» – в отчаянии тормошит его жена.

Зачем твое воображенье

Предупреждает Провиденье?

Бог милосерд, друг милый мой!

Здоровы, молоды мы оба,

Еще нам далеко до гроба.

Конечно, Бог милосерд, жена все правильно говорит, но муж-то довольно ясно предчувствует, как проявится милосердье Божье в исторической реальности 29 июня 1844 года: «…Луч дневной // В глаза ударит мне напрасно! // Вотще к устам моим прильнешь //Ты воспаленными устами, //Ко мне с обильными слезами, // С рыданьем горьким воззовешь – // Я не проснусь! И что мы знаем?..»

На все тормошенья жены, на все правильные ее слова Евгений Абрамович отвечает поэтому простым и убийственным двустишием:

Но всë ж умрем мы наконец,

Все ляжем в землю.

«Что же, милый?» – подхватывает Настасья Львовна, делая двустишие полным:

Есть бытие и за могилой,

Нам обещал его Творец.

…………………………..

Ах! как любить без этой веры!

Последний стих изумителен. Только великие художники могут так просто и глубоко говорить о главных, о последних мировых вещах. Вспомним-ка на минуту искуснейших и знаменитейших мастеров критического реализма – Теккерея, Чехова, Флобера, Мопассана, – всë писавших именно про «любовь без этой веры». Ни одному из них не удалось показать ни разу, как нужно любить, – многие сотни страниц их сочинений наполнены зато подробнейшими, разнообразнейшими и изощреннейшими описаниями того, как любить не нужно. «Тысячеглазый ангел нелюбви» реально над всеми этими страницами витает, реально во всех этих описаниях присутствует.

В «Отрывке» жене удается до мужа достучаться. Он соглашается с ней: да, конечно, только на камне личного бессмертия может устоять здание любви. Он воспламеняется, он крутит в руках эту мысль, как драгоценную игрушку, ощупывает ее, со всех сторон ее рассматривает:

Так, Всемогущий без нее

Нас искушал бы выше меры;

Так, есть другое бытие!

………………………………….

Ужели творческая сила

Лукавым светом бытия

Мне ужас гроба озарила,

И только?.. Нет, не верю я.

……………………………………

Как! между братьями своими

Мы видим правых и благих,

И, превзойден детьми людскими,

Неправ, не благ Создатель их?..

Нет! мы в юдоли испытанья,

И есть обитель воздаянья;

Там, за могильным рубежом,

Сияет день незаходимый,

И оправдается Незримый

Пред нашим сердцем и умом.

Перед нами философский диалог, наподобие диалогов Платона, но как-то странно, как-то не по-платоновски этот диалог заканчивается! Вдохновенные и глубокомысленные рассуждения мужа расстраивают еще больше жену. Глухо и скорбно звучит в «Отрывке» последняя ее реплика:

Зачем в такие размышленья

Ты погружаешься душой?

Ужели нужны, милый мой,

Для убежденных убежденья?

Премудрость вышнего Творца

Не нам исследовать и мерить;

В смиреньи сердца надо верить

И терпеливо ждать конца.

Пойдем; грустна я в самом деле,

И от мятежных слов твоих,

Я признаюсь, во мне доселе

Сердечный трепет не затих.

Твердыня счастья все-таки рухнула, точнее сказать, лопнул пополам ее фундамент. Без веры любить нельзя, но вера-то у супругов – разная. Жене даром не нужна полупротестантская «обитель воздаянья», где Бог будет как-то «оправдываться» перед всеми нами. Муж не может отказаться от «исследований», в которые погружена его душа. Эта трещина не разрушит отношений между супругами, продолжающими беззаветно любить друг друга, но мир наш эта трещина разрушит рано или поздно. Если стремление к гармонии, если