Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин

Император Николай одинаково не допускал ни осуждений, ни одобрений своей деятельности в периодической прессе. Любое прямое высказывание любого русского литератора о Николае I (будь то похвалы его гению, будь то призывы к его свержению, будь то размышления о мрачном величии его жребия) просто не могло проникнуть в печать при его жизни.

Удивленный читатель спросит: а как же тогда проникла в печать «Коляска»?

Если вашего Майкова так за нее волтузили…

Отвечу просто: никак не проникла. В реалиях 1854 года «Коляска» являлась типичным образцом нелегальной литературы. Впервые она была напечатана в 1898 году – через 43 года после смерти Николая I, через год после смерти Майкова. То есть нашего поэта не за то волтузили, что он осмелился напечатать в годину горя верноподданническое стихотворение. Его осудили за верноподданническое стихотворение, заведомо написанное «в стол», ему испортили жизнь за намерение сказать о правителе своей страны доброе слово.

Было ли присуще мрачное величие судьбе императора Николая – вопрос спорный. Кто-то считает, что величие Николая Павловича не было мрачным. Кто-то считает, что в судьбе Николая Павловича не было величия (конец – делу венец, а Крымскую войну он все-таки проиграл).

В русской истории одна только либеральная жандармерия (как Западная, так и Славянская) обладает неоспоримым мрачным величием и полной непобедимостью.

Наш разговор о Майкове закончен. Добавлю только два-три обобщающих замечания.

Вполне очевидно, что поэт Майков – поэт без музыки и без тайны. Для себя, то есть вот для души, вы можете его не читать.

Но поэт Майков – поэт с трудом и с добродетелью. Человек, связанный всячески (генетически и биографически) с самыми яркими, самыми значимыми манифестациями русской духовной культуры. Поэтому не читать сегодня Майкова для себя, то есть вот для души, вы можете при одном-единственном условии, – если вы заранее майковское творчество всесторонне изучили. Иначе, рассматривая разнообразные «точки зрения на жизнь и мир, Россию и ее судьбы», вы рискуете тупо изобрести велосипед.

На четвертом чтении мы назвали Жуковского «образцовым поэтом для юношества». Майков – образцовый поэт для всей системы русского народного образования, идеальный поэт для изучения его трудов в русской школе.

(Напомню слова, написанные профессиональным педагогом Розановым в год смерти поэта: «В Майкове мы потеряли часть нашего образования, и каждый порознь терял в нем учителя более его образованного и умного».)

Русская народная школа за последние 150 лет существования знала падения и взлеты, но во всех своих взлетах и падениях русская народная школа так и не смогла стать русской школой. Немало верных и горьких мыслей высказал по этому поводу Розанов в своих «Сумерках просвещения». Но современная исследовательница С. М. Флегонтова, на мой взгляд, придала вопросу дополнительную ясность. Вот что она, в частности, пишет: «К сожалению, именно идеями вдохновенного Риттера, а не Гегеля <…> будет увлечен К. Д. Ушинский, “отец русской педагогики”, которая так и не стала русской, возможно, отчасти и по этой причине». То есть корень зла не в том, что Ушинский выстроил русскую школу по немецким лекалам, а в том, что немецкие лекала были выбраны Ушинским – не лучшие. Предпочесть «вдохновенного Риттера» Гегелю и Канту, предпочесть мыслителям краснобая, – чудовищная ошибка.

Впрочем, означенная тема слишком обширна даже и для нашего безмерно разрастающегося исследования. Оставим ее специалистам. Поясню только, чем же, с моей точки зрения, так хорош Майков для народной русской школы.

Ведь это бессмыслица дикая, что наши дети в 13–15 лет «проходят» Гоголя и Пушкина в школе! Квантовую механику не изучают в седьмом классе общеобразовательной средней школы, а «Мертвые души», которые сложнее намного квантовой механики, – изучают.

Неудивительно, что детки к 15 годам надрываются: приобретают на всю оставшуюся жизнь стойкое отвращение к русской классике, вырабатывают прочный от нее иммунитет.

Не по бездонному Гоголю, а по элементарному (в хорошем смысле слова) Майкову следовало бы учить русских детей от первого класса школы и до второго курса университета включительно. Все четыре майковских тома, выходившие до революции в издательстве А. Ф. Маркса, идеально подходят для образовательных целей от своей первой страницы и до последних (на которых напечатаны, кстати сказать, «Рассказы из русской истории» – лучший образец майковской прозы, обращенный именно к учащейся молодежи) своих страниц.

Гоголя же и Пушкина, на мой взгляд, следовало бы вообще от молокососов охранять. Будь я министром народного просвещения, я бы только разрешал особо отличившимся ученикам заглядывать в особые дни в первое действие «Ревизора», в первую главу «Онегина»… Чтобы остальные ученики позавидовали трем-четырем счастливцам, допущенным («за особые заслуги») на праздник, чтобы они испытали по отношению к счастливцам благородную ревность, чтобы им самим захотелось на замечательный праздник попасть.

Мы начали сегодняшний разговор о Майкове с описания живой цепи, связавшей поэта с преподобным Нилом Сорским, мы любовались картиной, на которой люди одной фамилии на протяжении четырех столетий передавали от отца к сыну факел высочайшей духовной культуры. Скажу напоследок два слова о том, чем и как завершилось великолепное шествие. Приведу с этой целью современные биографические сведения о сыновьях нашего поэта.

«Майков Аполлон Аполлонович (1866 – не ранее 1917), художник, политический деятель, один из учредителей Союза русского народа, публицист».

«Майков Владимир Аполлонович (1861 – не ранее 1918), дипломат, драматург».

В черную дыру, разверзшуюся на месте исторической России в феврале 1917 году, древний боярский род Майковых провалился без остатка, разделив судьбу миллионов граждан Российской империи, сваленных в братские ямы, щели и рвы Гражданской войны, оставшихся без поминальной даты, без могилы, без креста.

Полонский, которого записывают обычно с Майковым в одну компанию, – в отвратительную компанию жрецов «чистого искусства», – является между тем очевидным майковским антиподом в поэзии. (Розанов уже в 1898 году указал на «прямую противоположность» Майкова и Полонского.)

В стихах Полонского присутствует, с самых ранних его стихотворных опытов, тот замечательный, необыкновенный, особенный звук, о котором говорила Ахматова, характеризуя поэзию Жуковского, и которого вовсе не было в поэзии Майкова.

Полонский – поэт прирожденный; становление его таланта происходило удивительно быстро и как-то складно.

Окончив Рязанскую гимназию в 1838 году, восемнадцатилетний Яков Полонский поступает в Московский университет, переживавший в ту пору высший свой расцвет (за что необходимо отдельно поблагодарить его попечителя, графа С. Г. Строганова). Здесь Полонский знакомится с Аполлоном Григорьевым и Фетом, которые салютуют юному гражданину Рязани, приветствуют его бесспорный поэтический талант.

Первые стихи Полонского попадают в печать в 1840 году; в 1844 году выходит первый поэтический сборник Полонского. И уже в этом сборнике, носящем удачное, скромно-затейливое название «Гаммы», встречаются подлинные