Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разбогатевший к старости Фет напрасно, думается мне, пенял на «умственную беспомощность» своей юности, приведшую к известному нам уже «жалкому эпизоду» с гувернанткой и с тремястами ее трудовыми рублями.
Так ли умственно беспомощен был Пушкин, мечтавший зарабатывать литературой 80 000 рублей в год (но заработавший реально ко дню смерти только неподъемный долг в сто тысяч рублей). Так ли умственно беспомощен был Сократ, когда говорил афинянам, сбежавшимся на процесс, приведший к его осуждению и к смертному для него приговору, следующие бессмертные слова: «Итак, чего же я заслуживаю за то, что я такой? Чего-нибудь хорошего, афиняне, если уже в самом деле воздавать по заслугам, и притом такого, что мне было бы кстати. Что же кстати человеку заслуженному, но бедному, который нуждается в досуге для вашего же назидания? Для подобного человека, афиняне, нет ничего более подходящего, как обед в Пританее! Ему это подобает гораздо больше, чем тому из вас, кто одерживает победу на Олимпийских играх в скачках или в состязаниях колесниц».
«Обед в Пританее» – бесплатная еда, которую выдавали в классической Греции тогдашним греческим футболистам, (т. е. состарившимся чемпионам тогдашних Олимпийских игр), иностранным дипломатам и прочим привилегированным личностям. Обед в Пританее – обеспеченная будущность, о которой грезили гувернантка и Фет, приступая к изданию «Лирического Пантеона». Обед в Пританее для пишущего человека, обычно небогатого, – мечта.
Что же делать, если обманула
Та мечта, как всякая мечта,
И что жизнь безжалостно стегнула
Грубою веревкою кнута?
Хотя казалось бы, «если уже в самом деле воздавать по заслугам», то нетрудно сделать выбор между заслугами какого-нибудь давно околевшего древнегреческого атлета и заслугами вечно живых Сократа, Фета! И уж точно не является «умственной беспомощностью» мысль о том, что со временем истинные заслуги будут в мире оценены по заслугам: оценены правильно. Сейчас это не так. Но ведь когда-нибудь – будет так. Потому что у Бога, сосчитавшего каждый волосок на наших головах, по-другому не будет. Потому что Он – плохо не сделает.
А мечты о том, что Божья правда сможет когда-нибудь осуществиться на Земле нашими силами, – силами людей, смачно с Богом расплевавшихся, – поражают действительно своей умственной беспомощностью.
Мечты «о всем хорошем» – не самая в мире полезная вещь. Легко и просто размышлять о том, какое славное гнездышко свил бы со своей гувернанткой Фет, когда бы значение его «Лирического Пантеона» было оценено современниками правильно. Намного сложнее оценить значение, понять величие фетовской поэзии, созданной после «жалкого эпизода» (созданной отчасти и благодаря ему, но не зациклившейся на этом эпизоде юности и двинувшейся дальше).
Поэт прожил 72-летнюю жизнь – трудовую, по временам довольно тяжелую, и уж ни в коем случае не радостную, не веселую. Нужно было ему, как любому из нас, нести свой крест. И он тащил свой именно крест, не путая его с чужими крестами.
Были в его жизни «жалкие эпизоды» – все они попали в его стихи; о них о всех он поведал со странной откровенностью в своих воспоминаниях.
И что же за вычетом этих мучительных воспоминаниях остается? Да она и остается – чистая поэзия. Великий щит, которым поэт в дни молодости заслонялся от бедности и от шизофрении, а ставши богачом – защищался от одной только шизофрении.
Вам он не нужен? Вы не шизофреник, не бедняк? Завидую вам. Мне фетовский щит необходим.
2018
Чтение 14
Известная (на мой вкус – слишком известная) картина С. Дали «Предчувствие гражданской войны» написана в 1936 году, когда гражданская война в Испании уже шла.
Русская литература XIX века была, в значительной степени, предчувствием гражданской войны в России. Я не имею в виду прямые подстрекательства к междоусобной брани. Подобные подстрекательства (роман Чернышевского «Что делать?», к примеру), принадлежали к области революционной пропаганды и не принадлежали к области художественной культуры.
И я имею в виду не одни только горестные предсказания, которыми наша литература так богата: «Настанет год, России черный год, //Когда царей корона упадет…» Лермонтова, «Соотечественники! страшно!» Гоголя, «О Русь! забудь былую славу: //Орел двуглавый сокрушен…» Вл. Соловьева и прочее. До самой Февральской революции подобные предсказания-предупреждения продолжались: вспомним стихотворение Бунина «Канун», которое написано в июле 1916 года и в котором ближайшее будущее угадано достаточно точно:
Вот встанет бесноватых рать
И, как Мамай, всю Русь пройдет.
Но пусто в мире – кто спасет?
Но Бога нет – кому карать?
В 1918 году Борис Пастернак как бы подтвердил верность бунинского диагноза, горестно восклицая:
Где Ты? На чьи небеса ушёл Ты?
Здесь, над русскими, здесь Тебя нет.
Анна Ахматова писала в тот же год: «Дух высокий византийства от русской церкви отлетал», – то есть она полагала, в отличие от Бунина и Пастернака, что Бог по-прежнему с русскими, – но только там где-то, во областях заочных, а уж никак не в оставляемой Им Русской Православной Церкви…
Частичная правота Бунина, Пастернака и Ахматовой очевидна; очевидно вместе с тем, что в чем-то главном они в ту пору ошиблись.
Потому что сегодня, то есть в 2018 году, любой вменяемый человек в России видит, что Бог с русских небес никуда не делся; высокий дух византийства зримо в нашей церкви присутствует; разновидные бесноватые Мамаи, свободно гулявшие по стране от Петрограда до Москвы, от Москвы до Крыма, от Крыма до Иркутска и до Владивостока, давно отгулялись и умерли, и смерть их была люта.
В мире по-прежнему не пусто. Россия жива.
Бывают болезни к смерти, бывают болезни к исцелению. Россия гражданскую войну пережила. Поэтому различные пророчества о скорой гибели русского государства, сделанные до Февральской революции, не так интересны сегодня, как интересны и важны ранние попытки диагностировать болезнь, наметить какие-то оперативные лечебные мероприятия.
«Бесы» Достоевского вспоминаются тут в первую очередь, но и роман Лескова «Некуда», в котором так ясно прочерчен жизненный путь честной нигилистки Лизы Бахаревой (самозабвенно разрушившей собственную жизнь,
