Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин

Жизнь Никитина складывается поначалу легко и складно. Он учится в Воронежской духовной семинарии, открывает для себя Пушкина, открывает Кольцова (особенно поразило юного семинариста стихотворение «Лес», и нам с вами знакомое), начинает сам писать стихи. Испытывает влияние Лермонтова, Тютчева, Майкова. Подражает им не без успеха.

Однако запасы счастья, отпущенные Никитину судьбой, исчерпываются быстро. Умирает мать, отец разоряется и начинает пить. Кольцов оставляет семинарию, чтобы помогать отцу: стоит у прилавка в лавке, торгует с лотка на площади. В 1844 году отец на последние средства приобретает постоялый двор – 20-летний Кольцов становится его содержателем, становится «дворником», отвечающим за жизнедеятельность постоялого двора и в одиночку ее обеспечивающим.

На протяжении 14-ти долгих лет поэт, приобретающий понемногу всероссийскую известность, ведет какое-то убогое, унизительное существование: продает овес и сено извозчикам, метет в нагольном тулупе двор.

Неудивительно, что человек надорвался. Последние пять-десять лет жизни Никитина – это уже борьба за жизнь: борьба с болезнью, периодически хватающей поэта за горло, сваливающей его надолго в постель.

Только в 1859 году Никитин смог исполнить свою заветную мечту: «отдохнуть наконец от пошлых, полупьяных гостей, звона рюмок, полуночных выкриков».

Заработав кое-какие деньги постоялым двором, поэт избавился от него и занялся книжной торговлей: открыл в Воронеже книжный магазин и библиотеку. Росла его слава, женская любовь наконец ему улыбнулась.

Но было уже поздно. В мае 1861 года поэт простудился и слег окончательно. Как сообщает первый биограф Никитина М. Ф. Де-Пуле, отец поэта, запивший с лета 1861 года, «не только не понимал положения Никитина, но безобразничал напропалую. Часто он пугал умирающего сына, врываясь в его комнату <…> босой и в одном белье».

В сентябре 1861 года поэту исполнилось 37 лет, умер он в октябре.

«Свинцовые мерзости русской жизни»? Да нет, конечно. В жизни Никитина много было хорошего и радостного. Во-первых, Пушкин, ставший для него, как раньше для Кольцова, путеводной звездой. Широкое общественное признание. Поддержка сверху. Стихотворные сборники, выходившие в изобилии. Работа над новыми произведениями. Любовь к Н. А. Матвеевой, осветившая последний год человека, прожившего подвижническую жизнь, жизнь поэта-монаха.

Все страшное, что постигло Никитина в жизни, сводится к одному слову: отец.

Такие случаи редки. Но они случаются. Не совсем удачные отцы были у Пушкина, у Некрасова, у Константина Леонтьева… Лермонтов, Розанов и Блок росли, не зная отца… Все эти неудачи значат очень мало в сравнении с той, недоступной моему уму, нелюбовью отца к сыну, которая выпала на долю Вяземского и Кольцова.

Что с Никитиным? Если отец во время предсмертной болезни поэта постоянно врывался к нему в комнату, пусть и в одном белье, – значит, нуждался в сыне, по-своему его любил… Остается «в сухом остатке» отец-алкоголик, больной отец.

И мы видим, как в николаевской России поэт, приобретающий постепенно всероссийскую славу, становящийся в родном Воронеже звездой первой величины, терпит пьяницу-отца, помогает ему во всем, живет с ним до конца вместе. Понятно, что он не может завести семью, не может привести в дом, где бегает босиком погибший человек, молодую жену.

Это поступок. Это воспитание. Это культура. Потому что суть пятой заповеди, невнятная современному цивилизованному человечеству, проста. Сказано: чти отца своего. Не сказано: чти отца своего, когда он президент банка, а когда он алкоголик – не чти.

Кем бы ни был твой отец при жизни – он твой отец. Половина его существа (современные гены) – твое существо. Отрекшись от половины своего существа, ты становишься получеловеком, ты становишься тенью.

Никитин остался человеком, заплатив за это страшную цену.

Но, как стали говорить у нас с недавних пор, «хороший человек – не профессия». Займемся же профессией хорошего человека Ивана Саввича Никитина. Поговорим о его стихах.

Поэзия Никитина, с самых первых его опытов, крепкая и достойная поэзия.

Виден бесспорный талант и виден поиск молодого таланта, старающегося нащупать свою именно дорогу в поэзии.

И, во-первых, вера дает начальное направление. От ранних «Нового Завета» и «Моления о чаше» и до сравнительно позднего хрестоматийного «Дедушки» видно, что поэт, написавший эти стихи, был искренне верующим человеком.

Измученный жизнью суровой,

Не раз я в себе находил

В глаголах предвечного Слова

Источник покоя и сил.

Вера окрыляет человека, становится для него реально источником покоя и силы, но важно понять, как именно использует художник полученную даром силу, в какую именно сторону понесут его внезапно выросшие за спиной крылья.

Гоголя, например, крылья веры занесли на такую высоту, с которой тщета собственных блистательных художественных опытов (от «Вечеров…» до первой части «Мертвых душ») сделалась для автора очевидной.

Путь Никитина в искусстве проще и скромней. Созревание его как поэта приходится на годы Крымской войны. И первый путь, на который выносят Никитина талант и вера, – неожиданный путь поэзии политической.

Поэт расширенными глазами всматривается в тьму, которая ложится на страны передового, некогда христианского Запада, изготавливающегося реально объединиться с врагами Христа, – против православной России.

Языческих времен воскрес театр кровавый,

Глумится над крестом безумство мусульман,

И смотрят холодно великие державы

На унижение и казни христиан.

(Превосходное во многих отношениях стихотворение «Война за веру», которое неоднократно цитировал в своих трудах крупнейший философ современной России Н. П. Ильин.)

Не станем восхвалять свыше меры политическую поэзию Никитина, воплотившую газетные передовицы своего времени кое в какую стихотворную плоть. Но все-таки поражает воображение абсолютная злободневность стихов, написанных 165 лет назад!

Крепкая и умная поэзия. Ранняя реакция здорового русского человека на тот театр абсурда, к которому склонилась к концу своего исторического пути великая цивилизация Запада.

Параллельно с политической поэзией, Никитин разрабатывает скромные темы о народной жизни и о родной природе. Впрочем, только малому таланту такие темы кажутся скромными – для крупного таланта они иногда становятся магистральными. Вспомним лишний раз Катенина: «Мудрено возделывать вспаханную землю».

Приступая, например, к никитинскому стихотворению «Ночлег извозчиков», ожидаешь рабским умом, обвыкшим поэзии Некрасова, встреч с какими-то невеселыми картинами: ожидаешь рассказа о том, как «в этой стране» кого-то опять унизили, ограбили, обманули, убили…

Обретаешь – трезвое описание жизни, какая в России испокон веку велась. На первый взгляд, жанр этой вещи – идиллия, наподобие идиллий Дельвига, но, во-первых, стихотворение Никитина кое-как зарифмовано, а, во-вторых, отражает эта вещь не столько мечты о российской реальности, какой она должна быть, сколько русскую реальность саму по себе.

Чего мог не знать