Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тот же Ильин в 1997 году посвящает памяти Вл. Соловьева такую стихотворную эпитафию:
Если вымести умственный сор
всеединств, теософий, софий,
то, конечно, о чем разговор:
был поэт – и остались стихи.
Розанов в «Сахарне» (1913 год), определив Соловьева-мыслителя тремя словами «талантливый, но ëрник», задумчиво добавляет потом: «Только стихи хороши…»
Вл. Соловьев и в самом деле – небольшое, но симпатичное поэтическое дарование.
Впрочем, я еще девятнадцать лет назад написал статью о поэзии Соловьева для журнала «Русское самосознание». Впоследствии она была перепечатана в нескольких популярных изданиях, да и в сети она есть, так что глупо было бы повторяться и пересказывать ее здесь дословно.
От древней своей статьи не отрекаюсь. Но буду краток.
Соловьев называл себя всегда учеником Фета. Стихи, которые самому Соловьеву представлялись ядром его лирики, написаны в линии учителя. Но сравнивать этих двух поэтов не приходится. Ученик слишком заметно уступает учителю в таланте.
Намного интереснее юмористика Вл. Соловьева – стихи, написанные в линии Козьмы Пруткова. Но если Козьма Прутков – добродушный слон, ворочающийся неспешно в посудной лавке российского журнального слова, то Соловьев-юморист – скорпион, угодивший в кольцо огня и потчующий себя собственным ядом. Юмористика Владимира Соловьева талантлива и ненатужна; вместе с тем она принципиально злобна и истерична; в ней присутствует сумасшедшинка.
Суть дела в том, что Владимир Соловьев, подверженный более или менее приступам мании величия, ощущавший в себе, в частности, могучий потенциал создателя новой мировой религии, и, не создав по причине христианского смирения новой религии, ощущавший себя мировым лидером также и по части христианского смирения, – превосходно в поэзии разбирался, был чуток к ней. Двигаясь по следам Фета, вымучивая, в год по чайной ложке, штучные образцы пейзажной, любовной, философской лирики, Владимир Соловьев обнаруживает опять и опять, насколько его бледные копии уступают фетовским оригиналам. И опять и опять обрушивает на собственную голову собственный безумный хохот:
Нескладных виршей полк за полком
Нам шлет Владимир Соловьев,
И зашибает тихомолком
Он гонорар набором слов.
Гордость и уныние – два древних демона, всецело пером Соловьева-поэта завладевших.
Было бы удивительным, если бы этот гордый человек, отравлявший себя в минуту уныния собственным ядом, пожалел бы яду для кого-то другого. Яд его организмом вырабатывался в избытке, яду он ни для кого не жалел.
Эти вот стихи, например:
Жил-был поэт,
Нам всем знаком,
Под старость лет
Стал дураком, —
посвящены Фету. И вызваны они тем обстоятельством, что Фет захотел сделаться и сделался в феврале 1889 года камергером Двора.
Все-таки Вл. Соловьев – поэт настоящий! Слова он употребляет точно. Почему, как вы думаете, он называет семидесятилетнего учителя «дураком», а не «подлецом», например?
Да потому что близость ко Двору не давала (и не могла дать) Фету никаких выгод в плане тиражей, в плане литературной карьеры, в плане площадной славы. Владимир же Соловьев, продавшись с потрохами Стасюлевичу, переметнувшись из славянофильского лагеря (а ведь он был когда-то учеником Страхова! он был конфидентом Достоевского!) в либерально-западнический «Вестник Европы», приобрел массу выгод, как из мешка изобилия на нашего философа посыпавшихся. Тут тебе и всероссийская известность, и звание почетного академика, и гостеприимно распахнутые двери «Энциклопедического словаря», и чудесные обеды у Стасюлевича, стасюлевичева тестя Утина и банкира Гинзбурга, на которых даже присутствовал иногда батюшка голландский посланник!
Так что ларчик совсем просто открывается: одни писатели (Фет, Страхов) печатаются в «Русском вестнике», коего журнала в России, как свидетельствует в «Литературных изгнанниках» Розанов, «никто не читал», другие писатели (Вл. Соловьев) печатаются у Стасюлевича, чей журнал «был у каждого профессора и у каждого чиновника на столе».
Из чего и следует, что Вл. Соловьев – умный, а Фет и Страхов – дураки, не на ту лошадь поставившие на скачках. Так это ясно, как простая гамма. Дважды два четыре.
Эта-то ясность и подвигла Вл. Соловьева на создание историко-литературного документа «Жил-был поэт…»
Отвлечемся на минуту от стихов Вл. Соловьева, чтобы лишний раз взглянуть на важную проблему взаимных отношений между Россией и Западом, к которой мы не раз на этих чтениях подбирались. Гениальное открытие Н. Я. Данилевского о различных культурно-исторических типах – о разных цивилизациях, к которым принадлежат Россия и Европа, – никем сегодня не оспаривается. Знаменитый на Западе А. Тойнби, особенно не озабочиваясь тяжелыми мыслями о приоритете Данилевского (и вовсе об этом «тоталитарном русском философе» не упоминая), уверенно помещает в своем главном труде, среди других отдельных цивилизаций, и отдельную русскую православную цивилизацию.
Что же важное, что даже наиважнейшее следует знать нам, сегодняшним русским, о теории Данилевского?
Нужно знать, что открытое им разделение межу Россией и Европой не повод для вражды (это Европа издавна враждует с Россией; настоящие же русские люди скорее равнодушны к Европе, их давнее желание, ясно сформулированное Петром Великим: жить, повернувшись к Европе задом). Не повод для грубого чванства («наша цивилизация лучше»). Не повод для жалкого уныния («их цивилизация лучше, а наша никуда не годится»).
Просто нужно помнить о том, что мы с людьми Запада (хотя и имеем одинаково с ними 32 зуба, и даже бесконечно важные в современной культуре первичные половые признаки у нас одни и те же) – разные люди.
Полезно также размышлять о том, в чем именно наше цивилизационное различие состоит.
Одно из существенных различий между нами (я ни разу еще об этом различии в своей книге не упомянул, хотя часто думаю о нем) состоит в следующем.
Косный, бездарный человек на Западе отстаивает обычно традиционную религию, традиционную политическую систему.
Талантливый человек на Западе (после смерти в 1797 году последнего гениального консерватора Западной Европы Эдмунда Бëрка) бунтует против господствующей религии, против наличной в его отечестве политической системы, требуя снова и снова перемен. Талантливый человек на Западе – революционер.
В России заурядный человек становится непременно либералом: смиренно бежит за новизной, невыразимо презирает отсталую Русскую Церковь и бездарное русское правительство.
Талантливый человек в России лоялен к своему правительству и признателен родной Церкви. (Как говаривал Розанов, «в России “быть в оппозиции” – значит любить и уважать Государя, <…> “быть бунтовщиком” в России – значит пойти и
