Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ходасевич, поздний Мандельштам, Рубцов Николай Михайлович так же пользовались открытиями Случевского и так же стеснялись его имя произносить.
О поэтике Случевского А. В. Федоров написал в середине 1960-х ряд весьма проницательных слов: «Случаи обращения Случевского к прозаизмам очень часты: в этих случаях поэт явно не ставит себе целью создание комического эффекта, и в его намерения ирония не входит, Тема, трактуемая в прозаически фамильярных тонах, не “снижается”, а лишь, так сказать, “опрощается”, поэт словно подчеркивает, что о высоких вопросах жизни он рассуждает не как философ и не как певец, а как обычный человек».
Иначе говоря, Случевский сознательно юродствует в стихах. Ему, как и Достоевскому, важно одно: донести свою мысль до читателя, способного понять. И ему нет дела до того, что он «раскрывается», что он подставляется под критику людей, неспособных понять. Он не боится того, что люди воспользуются, несомненно, его «раскрытостью» и всласть над ней надругаются: подробно расскажут доверчивому слушателю про «жалкие претенциозные вирши», про «бессвязный бред», про «находку для юмористических журналов».
Что обижаться на этих людей? Они же – неспособные. Бог их простит, и я их прощаю. Но подлаживаться под их убогие вкусы я не стану.
Следующее стихотворение Случевского, о котором мы будем говорить, носит название «В костеле».
Толпа в костеле молча разместилась.
Гудел орган, шла мощная кантата,
Трубили трубы, с канцеля светилось
Седое темя толстого прелата;
Стуча о плиты тяжкой булавою,
Ходил швейцар в галунном красном платье;
Над алтарем, высоко над стеною,
В тени виднелось Рубенса «Распятье»…
Картина ценная лишь по частям видна:
Христос, с черневшей раной прободенья,
Едва виднелся в облаке куренья;
Ясней всего блистали с полотна
Бока коня со всадником усатым,
Ярлык над старцем бородатым
И полногрудая жена…
Существует множество ученых русских книг, которые толкуют о различиях между нашей цивилизацией и цивилизацией Запада, между Православием и инославием, между иконописью и религиозной живописью католиков (ведущей свое происхождение от искусства Возрождения).
Но оцените концентрацию мысли у Случевского, в коротком стихотворении которого просто поставлен электрический фонарь, осветивший ярким светом все указанные различия.
В заграничном храме, где идет богослужение, где помещено над алтарем изображение распятия (так и у нас принято), в изображении распятия распятие – не главное.
И ничего больше не нужно в наших различиях понимать.
Отвлекусь ненадолго, чтобы напомнить о вещах очевидных. Русская книжная культура, сколь бы ни была она порой фантастична и летуча, опирается на прочный тысячелетний фундамент. Годовой круг богослужения Русской Православной Церкви являет миру такое словесное богатство, такую литературную роскошь, в которых фантастика Гоголя и крылатая мерность Пушкина не выглядят инородным телом. Пушкин и Гоголь – естественное в первой половине ХIХ века продолжение словесно-музыкальной темы, начатой равноапостольными Кириллом и Мефодием, до сих пор продолжающейся и не собирающейся никогда заканчиваться.
Почему Случевский смог взглянуть с легкой усмешкой на самого Рубенса, высочайшую цену живописи которого понимал вполне? Да потому что он большее зрел.
Он воспитан был на православном богослужении, впитал в себя его ритм. Он свободно разбирался во многих, достаточно сложных вещах, которые неизвестны просто лучшим людям культуры Запада.
Почему современный русский русофоб глядит на Россию, на всю ее явь и на всю ее тысячелетнюю историю, с неизбывной тупой тоской? Да потому, в частности, что он не участвовал ни разу в русском богослужении. Потому, что из множества божественных молитв, сложенных в разное время отцами пустынниками и непорочными женами, он не слышал ни разу ни одну.
Потому, что ценности у него не средневековые. Ценности у него современные.
Я знал русских людей, тонко чувствующих отличие 2-го «Бэтмена» от «Бэтмена» 4-го и важно толкующих о превосходстве одного над другим, я видел русских людей, досконально разбирающихся в статистике североамериканского хоккея (кто сколько шайб набросал в чужие ворота) и ясно понимающих отличие одного баскетбольного клуба НБА от другого, я знал русских людей, изучавших углубленно художественное творчество Д. Леннона, или М. Монро, или С. Кинга, – все эти люди невыразимо презирали как своих соотечественников, означенным эксклюзивным знанием не обладающих, так и свое убогое отечество, в котором нету ни Бэтмена, ни НБА, ни С. Кинга.
То есть я знал множество русских людей, которые ставили культуру США намного выше своей собственной культуры. «Отстаем мы от передовой заокеанской страны, ох, отстаем… Навсегда отстаем».
Культура США – это, на первый взгляд, оксюморон. Но это злой оксюморон. Ибо фантомная «культура США» с удивительным успехом и постоянством уничтожает древние культуры Запада и начинает уже всерьез угрожать Востоку.
Министр иностранных дел США заявил несколько лет назад, выступая перед студентами в Берлине (нашел же перед кем выступить: Германия последняя страна в мире, где сохраняются остатки классического образования): «Житель Америки имеет право быть глупым, если это его выбор. И он имеет право быть глупым, если хочет этого».
Право человека на глупость, выдвинувшееся столь счастливо на авансцену общественной жизни, необходимо начинает теснить все остальные человеческие права.
«О вкусах не спорят». Нравятся человеку «Поющие в терновнике», 3-й «Кинг-Конг» или «Малхолланд Драйв» – и нравятся. Не читал человек Тютчева – и не читал.
Умный человек имеет право быть глупым – и может свое право реализовать: может притвориться глупцом. Глупый человек имеет право быть умным, но не может свое право реализовать. Ясно кто кому в этой ситуации должен уступить – с точки зрения неистребимых трех принципов Французской революции.
Идеалы круглого дурака в сочетании со вкусами испытанного остряка становятся в современной демократической яви эталоном, под который обязаны себя подстраивать просвещенные люди. За отступления от этого эталона в свободном мире пока еще не сажают. Но рано или поздно – начнут сажать.
Но я-то хотел поговорить не о дураках. Я хотел указать на высший на сегодняшний день тип русского либерала: на западника-умницу. Такой человек считает себя православным, хотя православие его строго ограничено рамками популярной триады: отец Мень – протопресвитер Шмеман – митрополит Блум. Все, что
